Вот уже более четверти века, как настоящий спортсмен, сохраняющий хорошую форму, держит этот артист первенство на советской песенной эстраде. Он не заискивает перед публикой, не приплясывает и не мечется по сцене, не старается сорвать побольше аплодисментов. Лаконичный в каждом движении и жесте, он всё доверяет Песне. Меняются времена, меняются моды на ритмы и оркестровые сопровождения. Откричав свое, быстро мелькают и забываются самые именитые группы, ансамбли, «звезды». А Иосиф Кобзон всегда привлекает к себе внимание множества слушателей, поклонников и друзей.
Кобзон — это образец строгого вкуса, безупречного вокального мастерства, требовательного отношения к репертуару, глубокого проникновения в самую суть песни. Вы, наверное, заметили, и ведь это не случайно, композиторы и поэты оставляют ему наиболее ответственные места в своих творческих вечерах и доверяют исполнение самых дорогих и сокровенных песен. И они не ошибаются. Кобзон предстает в финале концерта со всем своим мастерством и умением владеть аудиторией.
Даже по этим двум пластинкам вы можете представить, как широк диапазон певца, какие разнообразные темы и настроения доступны ему. Он на редкость проникновенен, искренен и лишен какой бы то ни было риторики в гражданской песне и тут же готов перейти к нежным признаниям романса, к пению вполголоса в любовной лирике. Он понимает каждого композитора, неповторимые черты и особенности его дарования. Ему близки уличные дворовые напевы Островского, мужественная баллада Фельцмана, доверительная тональность Пахмутовой, трагичность френкелевских «Журавлей», щемящие воспоминания о военной поре Долуханяна, никогда не стареющая мелодичность Блантера.
Надо послушать, как поет Кобзон песни ушедших лет, так называемые песни-ретро, вроде «Очи черные», «Счастье мое», «Дружба». Поет скромно, без надрыва и позы, и слова их начинают казаться не такими банальными (чего греха таить, такое водилось за ними), и слетает с них некоторая сентиментальность,— остается только грустное воспоминание о давней поре, когда эти мелодии звучали на танцплощадках нашей юности.
Мы обычно сетуем на то, что на эстраде ощущается нынче недостача актерских индивидуальностей, какими были, к примеру, Клавдия Шульженко или Леонид Утесов. Но в данном случае перед нами артист с ярко выраженным лицом, судьбой и биографией. Всю свою жизнь Кобзон посвятил служению песне. Он вступил на творческий путь вместе с Виктором Кохно в интересном дуэте, который опекал композитор Аркадий Островский. Завершив учебу в Государственном музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных по классу доцента Любови Петровны Котельниковой, с 1962 года певец начал сольные выступления. Взлет его на первый взгляд стремителен: быстрое признание у нас в стране и многочисленные награды и призы, завоеванные на международных конкурсах; в Сопоте, Будапеште, Берлине, Варшаве... За этой кажущейся легкостью — сутки, месяцы самоотверженного, до седьмого пота труда. В 1966 году он становится лауреатом Всесоюзного конкурса, председателем жюри которого был Леонид Утесов. Это кажется символичным: покидающий эстраду мастер с надеждой и доверием уступает место молодому артисту, продолжателю традиций советской песни.
Нет, должно быть, такой заметной точки на нашей карте, где бы не побывал Кобзон со своими песнями. Его слушали прямо у новых мачт электропередачи строители Усть-Илима, с трудом привыкавшие к комариной тайге первопроходчики БАМа, опустившие на время белые защитные маски спасатели безлюдного Чернобыля. Ставший подлинно народным артистом России, а позднее лауреатом Государственной премии СССР, он несет нашу песню на подмостки всего мира. Ему аплодировали американцы, итальянцы, испанцы, португальцы, шведы; ему дарили букеты незнакомых африканских цветов слушатели Заира, Конго, Нигерии; его приветствовали латиноамериканцы на Кубе и в Коста-Рике, Перу и Боливии, Аргентине и Эквадоре. Шесть раз побывал он в Афганистане, где пел и для местных солдат, и для наших ребят, истосковавшихся по родной песне. Ему чужды замашки избалованного премьера. Я ни разу не видел, чтобы его приходилось долго упрашивать, вызывать на «бис», он охотно откликается на желания публики и поет не щадя себя, сам получая от этого истинное удовольствие.
Много еще я мог бы рассказать об Иосифе: о том, как он пел однажды на моем вечере, час тому назад прилетев в Шереметьево из-за рубежа, как выступал в Колонном зале и с ученической робостью преподнес все подаренные ему цветы сидевшему в зале Леониду Утесову, как бережно относится он к каждому слову песни, а это, сами понимаете, очень важно для автора стихов, как готов делать десятки дублей, записываясь для нового фильма в киностудии. Я хотел бы признаться в любви к этому доброму и широкому человеку, но уверен,— вернее всего вы оцените его, поставив сейчас на проигрыватель эти диски, и поймете, что я не сумел передать и десятой доли того, что хотелось бы мне сказать о Иосифе Кобзоне.
Михаил Матусовский